Самарский портал "Технологии, компьютеры"

Вчера мы хоронили двух марксистов,
Тела одели ярким кумачом.
Один из них был правым уклонистом,
Другой, как оказалось, ни при чём.

Юз Алешковский «Товарищ Сталин»

При создании очередного материала о компьютеризации инженерного труда и промышленности в целом, мне понадобилось написать несколько слов об авторе Справочника конструктора-машиностроителя В.И.Анурьеве. Для непосвящённых поясню, что этим Справочником пользовался каждый конструктор. Потому что невозможно упомнить параметры всех резьб, прочность всех винтов, все эти сбеги и недорезы, массы стандартных изделий и кучу всего, что нужно конструктору при разработке любого изделия. В этом Справочнике, разумеется, были собраны не все необходимые сведения, за некоторыми ГОСТами и методиками расчётов приходилось идти в библиотеку, но он составлен настолько ловко, что содержит самое необходимое, «на каждый день». Следует отметить, что конструктора (конструкторы) уже в моей молодости называли этот Справочник просто по фамилии автора – «Анурьев».

И вот оказалось, что про человека, фамилия которого знакома каждому конструктору, нет вообще никакой информации. Ни в аннотации к Справочнику, ни в Википедии, ни в бумажных энциклопедиях разных лет. Единственным местом, в котором удалось найти год рождения, год ареста и номер дела Василия Ивановича Анурьева оказался ресурс «Открытый список», в основе материалов которого данные Международного Мемориала (по словам Сергея Пархоменко против Мемориала открыто 28 судебных дел, общая сумма штрафов по которым составляет 6,5 миллиона рублей). Ухватившись за эту ниточку, мне удалось найти информацию об Анурьеве (здесь и далее я для краткости буду называть его без имени и отчества).

***

Анурьев Василий Иванович родился в Тамбове 1905 году.

Отец, Анурьев Иван Фёдорович, умер в 1938 году. Рабочий текстильной фабрики в Рассказово, малограмотный.

Мать, Акулина Фёдоровна, 1880 года рождения, Тамбовская губерния, в 1949 году была жива. Беспартийная, несудимая, малограмотная, домохозяйка, проживала под Ленинградом. Ранее работала вместе с отцом на текстильной фабрике в Рассказово.

Детей у Анурьева не было.

Сёстры:

Мария Нихаева родилась в 1903 году в Тамбове, беспартийная, несудимая, образование незаконченное среднее, на момент ареста Анурьева 1949 года проживала в Ленинграде, вдова. На момент первого ареста Анурьева в 1935 году носила фамилию Сметанникова, работала машинисткой на заводе «Скороход» и в Политехническом институте. С 1941 по 1945 была в Красной Армии.

Евгения Анурьева, родилась в 1907 году в Тамбове, член ВКП(б), образование высшее медицинское, работала врачом рентгенологом в Объединённой железнодорожной поликлинике, проживала в Москве, на Садово-Кудринской улице дом 24, кв. 7, замужем. Муж Забродин Дмитрий Михайлович, 1898 года рождения, беспартийный, работал преподавателем средней школы, погиб на фронте в 1942 году.

Наталья Соколицина, родилась в 1909 году в г. Рассказово Тамбовской области, в 1949 году проживала в Ленинградской области с матерью, беспартийная, несудимая, образование высшее, не работает (инвалид ВОВ). На момент первого ареста в 1935 году работала врачом в Рыбинске. Во время войны была в действующей армии.

Нина Анурьева родилась в 1912 году в г. Рассказово Тамбовской области, беспартийная, несудимая, образование высшее (филологический факультет), на момент ареста Анурьева в 1949 году домохозяйка, проживает в Ленинграде на канале Грибоедова. На момент ареста Анурьева в 1935 году была комсомолкой, работала в редакции «Вечерней Красной газеты» и в Ленинградском радиокомитете журналистом, жила вместе с ним.

Муж Владимир Дружинин, беспартийный, литературный работник. Возможно, это писатель Владимир Николаевич Дружинин, годы жизни (1908 - 1995) соответствуют, к сожалению, никаких сведений о том, что его женой была Нина Анурьева найти не удалось.

Брат Николай Анурьев, 1904 года рождения, на момент первого ареста нашего героя в 1935 году, был студентом ЛИФЛИ.

***

В 1921 году Анурьев 6 месяцев добровольно служил в 114 стрелковой бригаде. У белых и в бандах не был.

С 30 октября 1925 по 1936 год был членом ВКП(б) (в КПСС партия была переименована в 1952 году). Из комсомола выбыл в 1927 году по возрасту. В том же 1925 году он поступил в Ленинградский технологический институт, который окончил в 1931 году и поступил работать инженером на завод №4, где был пропагандистом и партгруппоргом. Был допущен к секретным документам.

В 1927 году, когда Анурьев учился на 2 курсе, случилось событие, определившее многое в его дальнейшей жизни: на партийном собрании он проголосовал за проведение общепартийной дискуссии, которую предлагали организовать бывшие в то время членами ЦК ВКП(б) Троцкий и Зиновьев. Проголосовать предложил ведущий собрания – рутинная процедура…

Здесь надо вспомнить, что 1 декабря 1934 года был убит Первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) С.М. Киров. Убийца действовал в одиночку, однако, по словам возглавившего расследование Н.И. Ежова, Сталин сразу же потребовал искать убийц среди «зиновьевцев», что ознаменовало собой подготовку к Большому террору (или первую фазу Террора – можно считать и так). Менее чем через месяц выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР рассмотрела дело Николаева, присовокупив к нему ещё 13 «сообщников». Все они были расстреляны через час после оглашения приговора, а в марте 1935 года расстреляли жену Николаева, сестру жены и мужа сестры жены – так начинал раскручиваться маховик репрессий.

«Неправильное» голосование была вменено Анурьеву в вину при аресте в 1935 году. Как писал в своих воспоминаниях Михаил Байтальский о тех временах: «Нам мстили за грех семилетней давности. Но так как закон обратной силы не имеет – это признано даже в самых реакционных кодексах – надо пришить что-то свеженькое. Заполняют полсотни страниц воспоминаниями о том, что было семь лет назад, добавляют одну страницу с семижды пережеванной фразой о желудке – и все в порядке. Вы с Серовым – два троцкиста, вы вели контрреволюционную пропаганду, агитируя один другого. Вы встречаетесь, это и есть связь, а связь между двумя троцкистами является антисоветской деятельностью. Своей деятельностью вы вдохновили Николаева». Байтальский имел в виду фразу, которой они действительно обменивались с товарищем: «Нам вправляют мозги через желудок», имея в виду голод. В случае же с Анурьевым к делу пришили фразу подосланного провокатора о том, что Анурьев оборвался (сейчас бы сказали - пообносился) в сталинскую эпоху с которой Анурьев, по словам того же провокатора, якобы согласился, что, по мнению следователя было свидетельством его активного участия в контрреволюционной троцкистско-зиновьевской группировке. Из самого провокатора предварительно выбили признание вины в его собственном участии в троцкистско-зиновьевской оппозиции, так что не будем судить его строго. Но и Анурьев вёл себя на следствии, скажем так, не идеально – на основании его показаний против его сокурсников 5 ноября 1949 года завели ещё одно уголовное дело. Вся эта история похожа на эпидемию, которую каждый из миллионов затронутых ей мог остановить на себе, но по каким-то непонятным сейчас причинам предпочитал разносить дальше, усугубляя, в том числе, и своё собственное положение.

На допросах Анурьев особо оговаривал, что ни он сам, ни родственники за границей никогда не были и никаких связей там не имеют – по понятиям тех времён не имел такого порока.

В протоколе собрания ячейки ВКП(б) мехфака ЛТИ от 2 февраля 1928 года, приложенному к делу, записано, что Анурьев только один раз проголосовал за резолюцию, предложенную представителем оппозиции, и что на тот момент Троцкий и Зиновьев были такими же членами ЦК ВКП(б), как и остальные, поэтому грех, если перевести те слова с русского на русский, заключался только в том, что Анурьев не угадал, чья возьмёт.

В протоколе партсобрания 19 января 1929 года указано, что Анурьев связей с деревней не имеет – похоже, это тоже плюс. Несколько раз в том же протоколе сказано о «своеобразной точке зрения» и колебаниях («нет чёткости по всем вопросам») – судя по контексту, это уже недостатки. Хотя по принципиальным вопросам расхождений с генеральной линией не имел – так что недостатки не критичные. А вообще весь этот протокол вызывает ощущение брезгливости и неловкости, ибо то, что считается личным и даже в определённом смысле интимным делом каждого (отношение к своему товарищу, к однокурснику) здесь вытаскивается на всеобщее обозрение, а в отдельных выступлениях очевидно сведение счётов за какие-то проигрыши, причем, где и в чём он проиграл Анурьеву (девушку тот отбил или ещё что), выступавший, естественно, не говорит. И резюме: в партии оставить, но мы, товарищи по партии, будем его исправлять.

В протоколе заседания проверочной комиссии по проверке и чистке членов и кандидатов в члены ВКП(б) на мехфаке ЛТИ от 20 июня 1929 года в очередной раз отмечено, что Анурьев был замечен в колебаниях и имел «своеобразную точку зрения», хотя и не имел расхождения по принципиальным вопросам. Вызвали на комиссию, проверили и оставили в покое, то есть в партии.

Это всё документы, подписанные председателями собраний и комиссий, а не просто частное мнение. Тем не менее, в приговоре от 5 января 1936 года написано, что Анурьев был активным участником оппозиции и базируется это утверждение на том единственном голосовании, в котором он не угадал судьбу Троцкого и Зиновьева. И уже через два дня, 7 января 1936 года Василеостровский райком ВКП(б) исключает Анурьева из Партии как находящегося под арестом и привлекаемого к уголовной ответственности.

Анурьев был осуждён к 3 годам (срок исчисляется с 7 октября 1935 года, когда он был арестован) исправительно-трудовых работ, отбыл наказание в 1938. Судимость снята Президиумом Верховного суда СССР в марте 1944, куда он обращался. По утверждению Анурьева, с апреля 1949 года он не может найти этот документ. Интересно, что следствие так и не сделало запрос, только на допросах требовало от Анурьева отказаться от своих слов по поводу снятия судимости.

В 1938 году подал заявление в ЦК ВКП(б) о восстановлении в партии с восстановлением партийного стажа, на которое получил отказ с предложением вступать на общих основаниях.

Наказание Анурьев отбывал сначала в колонии в районе Тихвина Ленинградской области, потом был переведён под Арзамас Горьковской области, где колония занималась строительством элеваторов. С июля 1936 года в Сарове, который тогда принадлежал Мордовской АССР и не был закрытым административно-территориальным образованием. В июле 1937 года Анурьева этапировали в исправительно-трудовой лагерь (ИТЛ) при Колымском речном управлении Дальстроя. Управление базировалось в бухте Амбарчик Северного Ледовитого океана.

Освобождение в октябре 1938 года, можно сказать, было неполным: проживать в Москве и Ленинграде было запрещено. Поэтому Анурьев продолжал работать в системе Дальстроя уже по вольному найму механиком затона, но работу по специальности, конечно, искал, и в августе 1939 переехал в Нижний Тагил Свердловской области, где был принят на завод им. Куйбышева (в настоящее время это завод-музей горнозаводской техники) на должность старшего конструктора, и к апрелю 1945 дорос до заведующего бюро механизации. В апреле 1945 года, прибыв в командировку в Москву в Главное управление оборудования Наркомата чёрной металлургии, стал добиваться перевода на работу в Ленинград. Просьбу не удовлетворили, однако оставили в Москве при Наркомате, а вскоре вызвали в спецотдел и объявили о назначении на завод «Серп и Молот», где Анурьев проработал в должности инженера-конструктора с 11 мая 1945 по март 1946 года. Для того чтобы Анурьеву было позволено жить в Москве, главный механик наркомата чёрной металлургии писал служебную записку (30 апреля 1945 года) заместителю наркома Ф.А. Меркулову о том, что такой инженер инструментальщик крайне нужен в управлении главного механика.

Уволился по собственному желанию (видимо, перевод не дали), поступив на работу в Институт автомобильной технологии «Оргавтопром» старшим инженером отдела автоматизации, где работал до момента ареста в сентябре 1949 года.

Ранее, 29 июля 1944 года Ленгорсовет по ходатайству начальника Управления милиции по Свердловской области разрешил Анурьеву въезд в Ленинград.

Первое время проживал в Москве у сестры Евгении (справка для предоставления в домоуправление по ул.Садово-Кудринской, 24 дана 11 мая 1945 года), пока не получил жилплощадь от завода «Серп и Молот». Проживал на ней до октября 1947 года, когда женился на Нине Петровне Степановой 1908 года рождения и проживал у неё в Лаврушинском переулке дом 17, кв. 26.

Развёлся в марте 1949, комната площадью 9,5 кв. метра в Лаврушинском переулке принадлежит бывшей жене Степановой. На следствии признавал, что встречался с другой женщиной, работавшей в оргкомитете Союза Советских Художников, правда непонятно, до или после развода.

Похоже на то, что в этой единственной комнате они продолжали вместе жить после развода, а слово «принадлежит» надо понимать так, что Степанова была ответственным квартиросъёмщиком, что по советским законам не давало ей никаких преимуществ. То есть, она не могла выгнать бывшего мужа, прописанного на той же площади, а ему, в свою очередь, некуда было уходить. Как писал Михаил Булгаков: «Ну, легкомысленны... ну, что ж... и милосердие иногда стучится в их сердца... обыкновенные люди... в общем, напоминают прежних... квартирный вопрос только испортил их».

21 сентября 1949 года следователь МГБ (тогда это называлось министерством, а не Комитетом Государственной Безопасности) вынес постановление на арест, 22 сентября его утвердил начальник управления по Московской области (тоже интересный штрих – Москва тогда входила в Московскую область, а не была самостоятельной административной единицей), 24 сентября его санкционировал прокурор Москвы, 25 сентября постановление было предъявлено обвиняемому. В постановлении было упомянуто, что в 1936 году Анурьев был исключён из партии за участие в троцкистско-зиновьевской оппозиции. Впрочем, в другом месте «оппозиция» была названа троцкистско-зиновьевской контрреволюционной группой, существовавшей в Ленинградском политехническом институте, собрания этой группы назывались сборищами, также в вину вменялось чтение нелегальных документов и голосование за резолюцию троцкистско-зиновьевской группы на совершенно легальном собрании членов ВКП(б). По словам Михаила Байтальского под нелегальными документами в то время понималось письмо Ленина к XIII съезду ВКП(б). И хотя сокрытие документа, это безусловная подлость, в том, чтобы считать его завещанием, тоже нет ничего хорошего, ибо завещать свой трон и объявлять преемников может только царь, а никак не демократически избранный глава государства. Впрочем, Ленин и не был избранным главой, да и вообще в СССР выборы главы государства даже формально никогда не проводились.

Ещё одно обвинение Анурьеву: до 1935 года поддерживал связь с участниками той же троцкистско-зиновьевской оппозиции и в беседе с ними клеветал на положение в Партии и жизнь трудящихся в Советском Союзе.

Что интересно, в постановлении об избрании меры пресечение написано, что Анурьев не подозревается или обвиняется в инкриминируемых ему преступлениях, а изобличается – это уже несколько иной смысл.

Это же слово «изобличается» было повторено в обвинительном заключении, предъявленном Анурьеву 8 октября 1949 года.

Указанная в анкете специальность – инженер-конструктор. В опись документов, изъятых при обыске, кроме паспорта, пропуска на работу, фотокарточек, различных справок и чертежей с описаниями к ним входила и медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» №234306. Судя по всему, этой награды Анурьева лишили, поскольку в базе награждённых его нет. Правда, и в списке лишённых этой награды его тоже нет, но там всего 7 человек (один из них - Сахаров), так что вполне может оказаться, что этот список неполный.

12 ноября некоторые вещи, как не имеющие отношения к уголовному делу, но представляющие ценность для обвиняемого, передали сестре Евгении. Часть фотографий, письма, а также чертежи с описаниями сожгли.

Допросы проходили весьма однообразно: следователь требовал признаться в антисоветской деятельности, Анурьев таковую отрицал. Из всех доказательств вины Анурьева у следователя было два: неправильное голосование на партсобрании в 1927 году и показания однокурсника Анурьева в том, что Анурьев винил в своей бедности сталинскую эпоху. Первые протоколы допросов Анурьев подписывал, потом отказался, как пишет следователь «без мотивировок».

9 ноября 1949 года составлен протокол об окончании следствия, 12 ноября составлен акт в том, что Анурьев и этот протокол безмотивно подписать отказался.

В обвинительном заключении сказано: следствием установлено что Анурьев, находясь на учёбе в ЛТИ в 1927 году, примкнул к троцкистам и принимал активное участи в деятельности троцкистской организации, возглавляемой тем, кого назвал сам Анурьев – «кадровым троцкистом». Неоднократно присутствовал на нелегальных троцкистских сборищах, читал оппозиционную литературу, разделял троцкистские взгляды. После отбытия наказания «пробрался в Москву».

Примечательно и Постановление следственных органов от 12 ноября 1949 года о направлении обвиняемого после осуждения в особый лагерь. Никакого решения об осуждении ещё нет, а решение о том, куда направить после осуждения, уже есть. Но всё дело в том, что Особое Совещание, постановлением которого Анурьев 14 декабря 1949 года за принадлежность к антисоветской троцкистской организации был сослан в Красноярский край сроком на 10 лет на поселение – оно ведь при том же МГБ (с 1946 года народные комиссариаты стали называться министерствами) СССР, которое ведёт следствие, то есть весь репрессивный конвейер находится в одних руках и управляется из одного места.

Ссылку отбывал в Удерейском (ныне Мотыгинском) районе Красноярского края, в посёлке Раздолинск, ул. Пушкина, 2.

Полностью срок Анурьев не отбыл. В 1954 году он начал писать жалобы в Прокуратуру СССР.

В первой жалобе Генеральному прокурору СССР от 10 января 1954 года Анурьев признаёт своей ошибкой то голосование, однако подчёркивает, что эта ошибка не делала его преступником (то есть голосованием за предложенную председателем собрания резолюцию он не мог нарушить УК РСФСР), а главное, что однажды уже отбыл наказание, а теперь его второй раз наказывают за один проступок. Осмелев, Анурьев довольно язвительно пишет, что пережил уже трёх врагов народа: Ягоду, Ежова и Берию (расстреляны в 1938, в 1940 и в 1953 годах) и что они не были государственными политиками, хотя и стояли во главе государственного аппарата (в современной русской Википедии все трое названы государственными деятелями). При этом он прямо называет заинтересованных в ссылке свою бывшую жену и тёщу, которым нужна была его жилплощадь.

На эту жалобу он получает 16 сентября 1954 года (понадобилось 9 месяцев на рассмотрение) письмо из краевой прокуратуры с разъяснением, что осуждён он правильно и оснований для принесения протеста не имеется.

23 июля Анурьев пишет вторую жалобу.

20 октября 1954 года Анурьев вновь пишет жалобу Генеральному прокурору СССР, в которой указывает, что полученное заключение прокуратуры ему совершено непонятно. Настаивает на том, что осуждён дважды за одно деяние, что является нарушением закона и что легко увидеть простым сличением дел 1935 и 1949 годов. В этой жалобе он также указывает, что отказывался подписывать протоколы допросов совсем не безмотивно, а потому что следователь там возводил на него напраслину (про «сталинскую эпоху»), при этом в случае отказа подписать угрожал каменным мешком и репрессиями родственникам. Привозили на очную ставку больного брата, грозили наказать того, брату всё это здоровья не добавило, и в начале 1936 года тот умер. Мать выслали из Ленинграда в Среднюю Азию. Закончил он жалобу словами: «Теперь, когда наша партия и правительство решительно исправляет ранее совершённые несправедливости отдельных органов и требует соблюдать советскую законность…». Разумеется, сама Партия грешить не может, только «кто-то кое-где у нас порой».

18 февраля 1954 года подписавшие Заключение по Постановлению Особого Совещания при МГБ СССР от 14 декабря 1949 года в отношении Анурьева о его ссылке на 10 лет сотрудники МВД СССР и Управления военных трибуналов Советской Армии «полагали бы» решение ОСО отменить, а дело прекратить.

9 мая 1955 года Центральная Комиссия по пересмотру дел на лиц, осуждённых за контрреволюционные преступления (в переводе с русского на русский - политзаключённых) своим протоколом от 9 мая 1955 года (вот ведь дата какая!) постановила дело против Анурьева прекратить, от ссылки освободить, и уже 13 мая Василий Иванович Анурьев официально получил свободу.

Беда только в том, что это постановление, как и остальные документы, было секретным, а значит слова о том, что «предъявленное Анурьеву обвинение материалами дела не доказано» не увидели свет. Неизвестно не только что делал Анурьев после своего освобождения, но и дожил ли он до него.

Надо сказать, что «преступления», в которых обвинялся Анурьев, в обыденном сознании вообще преступлениями не являются (никто не убит, не ограблен, не изнасилован и пр.), и для того, чтобы подвести человека под статью, требуется некоторая интерпретация его действий, выраженных в произнесении (написании, перепосте , «лайкании» - если брать современную жизнь). Что он не просто так слова произнёс, а с неким умыслом, который по долгу службы и обязан обнаружить следователь (сейчас для солидности привлекают специально обученных экспертов).

Проблема в том, что на тот момент, когда большевики сумели захватить власть, коммунизм, говоря конструкторским языком, был в лучшем случае эскизным проектом, без детальных проработок. Если к этому следует добавить полное отрицание большевиками традиционных «методик проектирования», разного рода «техсоветов» - то есть, парламентаризма, свободных выборов и прочих атрибутов «обычной» общественной системы. Объявив все эти достижения цивилизации устаревшими и заменив их собственными наспех придуманными правилами, узурпировавшая власть группировка осталась без каких-либо стабилизирующих механизмов. В самом начале их в какой-то мере заменял авторитет Ленина: уничтожая конкурентов вне своей группировки, он старался держать в узде своих подельников. Когда же в 1924 году Ленина не стало, вчерашние союзники превратились в соперников, при этом правила борьбы и судей, которые бы могли штрафовать за нарушения правил, как я уже сказал, они сами и уничтожили. В этой ситуации верх мог взять только самый подлый, самый беспринципный, самый непредсказуемый. И когда оппоненты Сталина, почуяв свой проигрыш (Троцкий, Зиновьев и Каменев — были выведены из состава Политбюро), решили перед XV съездом ВКП(б) устроить общепартийную дискуссию, он их переиграл. Так называемую «Платформу 83х», в которой они излагали свою позицию, ЦК ВКП(б) публиковать отказался, свободу печати они общими усилиями прикрыли раньше, поэтому печатать и распространять свою точку зрения соперники Сталина могли только нелегально. Сделав это и вынеся сор из партийной избы, они подставились уже по полной: за грубое нарушение партийной дисциплины (что соответствовало истине) многие видные оппозиционеры (в том числе те же Троцкий, Зиновьев и Каменев) были исключены из Партии и лишились возможности участвовать в съезде.

Но на этом Сталин не остановился. Обезвредив конкурентов и не дав им озвучить свою позицию, он распорядился поставить во всех партийных организациях на голосование вопрос об общепартийной дискуссии, при этом все, кто голосовал за дискуссию, причислялись к сторонникам троцкистско-зиновьевской оппозиции, со временем получившей эпитет «контрреволюционная», переводивший просто несогласных в разряд преступников.

Особой оценки, на мой взгляд, заслуживает сталинская риторика на самом съезде, после того, как ему удалось заткнуть рот конкурентам:

«Вы спросите, в чем же, в конце концов, состоят разногласия между партией и оппозицией, по каким вопросам проходят эти разногласия? По всем вопросам, товарищи. (Голоса: «Правильно!») Недавно я читал заявление одного беспартийного рабочего в Москве, который вступает или уже вступил в партию. Вот как он формулирует вопрос о разногласиях между партией и оппозицией: «Раньше мы искали, в чем разногласия между партией и оппозицией. А теперь уже не найдешь, в чем она согласна с партией. (Смех, аплодисменты.) Оппозиция против партии по всем вопросам, поэтому, если бы я был сторонником оппозиции, я не вступил бы в партию». (Смех, аплодисменты). Вот до чего метко и коротко вместе с тем умеют выражаться иногда рабочие. Я думаю, что это самая меткая и самая верная характеристика отношений оппозиции к партии, к ее идеологии, к ее программе, к ее тактике. Именно потому, что оппозиция расходится с партией по всем вопросам, именно поэтому оппозиция есть группа со своей идеологией, со своей программой, со своей тактикой, со своими организационными принципами. Все, что только необходимо для новой партии, все это имеется у оппозиции. Не хватает только «мелочи», не хватает силушки для этого. (Смех. Аплодисменты)».

Он с ними дискутирует? Как же, много чести! Он просто глумится над проигравшими в предвкушении последней расправы.

Троцкий в 1929 году был выслан из СССР и в 1940 год убит в Мексике агентом НКВД. Зиновьев и Каменев были арестованы в 1934 году и расстреляны в 1936 – уже по официальному приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР, то есть на законных основаниях.

Мы не можем знать, как бы они поступили в случае своей победы со Сталиным и его сторонниками, а потом – друг с другом. Поэтому, положа руку на сердце, мне их не жалко. Следует ли жалеть Анурьева – это для меня вопрос. Ведь своим вступлением в ВКП(б) он перешёл на сторону тех, для кого не существует законов, принципов, морали. Да, амбиции, желание расти, сделать карьеру, в том числе и чисто профессиональную (не административную). Он эту карьеру сделал, миллионы советских и постсоветских инженеров благодарны ему за прекрасный справочник. И многие инженеры, повторяя его путь, тоже вступали в Партию. Кому-то удавалось колебаться вместе с генеральной линией и избегать обвинений, кто-то сам был инициатором обвинений товарищей, кто-то жертвой. Но только, если вдуматься, какой бы «обычный» суд «обычного» государства принял к рассмотрению обвинение в том, что член какой-то партии при голосовании по внутрипартийным делам проголосовал не так, как хотелось бы её лидеру?

Не преступление, а массовое помешательство, которое надо назвать этим словом и начинать от него избавляться. А следователей назвать преступниками.

Другое дело – миллионы людей, волею судьбы вовлечённых в междоусобицу ленинских сообщников. Даже если они случайно, по недомыслию или по слабости характера совершали неверные поступки.

Резюмируя написанное, я должен честно признать: мне не удалось найти документов, прямо доказывающих, что это тот самый Анурьев, который составил Справочник. Косвенных доказательств хоть отбавляй: и полное совпадение фамилии, имени и отчества, и годы жизни, и профессиональная деятельность, и репрессии, которым он подвергся (иначе с чего бы сведения о нём были изъяты из аннотации к Справочнику). Но вдруг это действительно совпадение, и это просто ещё один инженер, попавший в ту страшную мясорубку?