Самарский портал "Технологии, компьютеры"

Не скрою, что меня давно беспокоит отсутствие профессионалов в руководстве различными областями (предприятиями, организациями, институциями). Конечно, и в СССР продвижение по карьерной лестнице часто было через комсомол и Партию, однако тогда соблюдались хотя бы какие-то приличия, да и сами такие выдвиженцы умели держать язык за зубами, когда дело касалось профессиональных вопросов.

Тринадцать лет назад во вступлении к одной из своих статей я дал подборку перлов современных руководителей, и эту коллекцию можно было бы продолжать собирать (думаю, про дискуссию выпускника Университета марксизма-ленинизма при горкоме КПСС Олега Рогозина с инженером и бакалавром физики Илоном Маском слышали все), но, как говорят в Украине, «що занадто, то не здраво». Хотя, возможно, я просто так оправдываю свою лень и несобранность: такая коллекция, собранная за двадцать с лишним лет, неплохо бы смотрелась.

Но вот на днях в одной дискуссии меня спросили: «С какого момента про человека можно говорить, что он профессионал? Когда наступает этот момент? Как Вы это определяете?». Странный вопрос, но может быть сегодня то, что мне всегда представлялось совершенно очевидным, требует объяснения? И если непрофессионала (пытаюсь избегать резких выражений) можно определить по единственному ляпу, то с профессионалом будет сложнее. Если коротко, то я бы определил профессионала как мастера, поднявшегося до этого статуса из подмастерья. Человека, во-первых, теоретически подготовленного, во-вторых, прошедшего практическую стажировку, в-третьих, способного самостоятельно решать задачи в своей профессии. Однако, написав это, я понял, что выражаюсь слишком общо и вряд ли сумею донести свою мысль до нынешних широких народных масс.

И подумал – чего скромничать? Если мне была присвоена 1 категория инженера-конструктора, звание «Изобретатель СССР», если я был награждён дипломом первой степени от Центрального совета ВОИР и Госкомитета СССР по делам изобретений и открытий «За создание лучших образцов новой техники и передовой технологии» (и это далеко не полный перечень), наверное, я имею право считать себя профессиональным инженером и рассказать о том, как я к этому пришёл.

Первая моя работа, которую я делал, обучаясь на 4 курсе КуАИ, состояла в проведении исследований вихревых труб.

Собственно, я и устроился на эту работу только для того, чтобы убедиться в реальности вихревого эффекта. Представьте себе обычную улитку для полива, у которой на одном торце, как обычно, отверстие, а на другом у периферии кольцевая щель.

Утверждается, что если подать в неё воздух, то некий демон Максвелла, который, как известно не может существовать, направляет медленные молекулы в отверстие, а быстрые – в кольцевую щель (про демона – шутка). Разумеется, никакого демона Максвелла в вихревой трубе нет, и никакие законы физики не нарушаются, однако действительно температура воздуха, выходящего из отверстия, ниже, чем у выходящего из щели, и разность температур зависит от геометрии устройства и давления подаваемого воздуха. Вот эту зависимость в некотором диапазоне параметров я и исследовал. Разумеется, я был тем самым подмастерьем и делал всё под наблюдением старших товарищей, но получил те навыки исследований, которые не могли дать учебные лабораторные работы.

После окончания института я остался на кафедре Теории двигателей (диплом министерства высшего и среднего специального образования СССР за лучшую научную работу сделал своё дело), где продолжил заниматься исследованиями уже в должности старшего инженера.

На самом деле я опять был подмастерьем, только более высокого уровня и фактически помогал своему наставнику писать кандидатскую диссертацию. В ходе работы один из графиков в уже написанной части диссертации вызвал у меня подозрения. Перепроверив это экспериментально, убедился, что автор смошенничал, выдавая свою гипотезу (к тому же неверную) за результаты исследования. Я не стал выносить сор из избы и наедине как мог вежливо и аккуратно сказал ему об этом: мол, неудобно будет, если обман вскроется и его лишат степени. Его реакция была для меня неожиданной, и через некоторое время я подал заявление «по собственному желанию».

На заводе, куда поступил, я опять оказался в роли подмастерья, хотя и с ещё бОльшим профессиональным и жизненным опытом. Поскольку при приёме на работу я сказал о своих исследованиях струй и вихрей, меня определили в гидравлики. Конечно, после института всё было непривычным и даже несколько пугающим. Главное, что это были не отдельные относительно простые экспериментальные установки, а элементы серьёзных изделий – высокоточных станков. К тому же на первых порах пользы от меня не было никакой, возиться с моим обучением загруженным своей работой людям не больно-то хотелось, и чувствовал я себя крайне неуютно. К тому же ритм работы завода описывался выражением «спячка, раскачка, горячка». То есть в первые дни месяца в сборочном цехе могли вообще не включать свет, потом темп работы нарастал, и к концу месяца, когда план горел, те же люди работали в две, а то и в три смены. И если так везло, что первые числа следующего месяца приходились на выходные (а отчёт в министерство надо было сдавать только в понедельник), то эти выходные назывались 32 и 33 числами и давали возможность руководству завода улучшить свои карьерные позиции. После этой бешеной гонки народ уходил в отгулы расслабляться, и цикл начинался с начала.

Мне выделили стол, дали изучать документацию, но документация без практики мертва, а как получить практику, стать частью процесса?

В первый же конец месяца я решил остаться повечерить, чтобы увидеть и понять, как же оно всё на заводе работает. Начальник пытался выгнать меня домой, объяснял, что мне за переработку не заплатят, поскольку не вызывали, но я настоял на своём и пообещав, что никуда не буду совать руки. И вот первая проблема: в гидросистеме одного из собранных станков нет необходимого давления. Крик, мат, никто не знает что делать. Подхожу к гидростанции: там спереди притычная гидроаппаратура на панелях, а сзади настоящие джунгли из медных трубок, которые у меня в голове никак не сопоставляются с гидросхемой – почище любого пазла. Смотрю и думаю: куда я влип, я же в жизни этого не освою. Машинально провожу по трубкам рукой, и внезапно понимаю, что 4-миллиметровая трубка, предназначенная для отвода утечек, по которой масло должно вытекать по капле, горячая! А это может означать только одно: внутри панели напорный канал соединяется с дренажным, видимо, неправильно просверлили – вот масло в дренаж и уходит. Говорю рабочим: эта панель бракованная, её надо заменить. Они мне – а ты кто такой? Распрямляю плечи (понимаю же как мне повезло и что я могу из этого выжать) – я инженер!

Думаете, я хотел сказать, что в этот момент стал профессионалом? Вовсе нет, дальше я смотрел какая будет реакция у коллег с более высоким статусом: ведь они не смогли диагностировать неисправность, а я смог. Как оказалось, волновался зря, всех это только обрадовало. И тогда я понял, что виды деятельности можно разделить на две категории: где каждый сам за себя, как это было в институте, и где вы – команда. Как в футболе, когда все обнимают форварда, забившего гол. Конечно, выше по карьерной лестнице конкуренция была и на заводе, и мне довелось это в полной мере почувствовать на себе, но на уровне непосредственной работы все только рады, когда есть люди, которые могут спасти ситуацию. Это означало, что теперь я мог делать, что считаю нужным – лишь бы это было на общезаводское благо. Со временем я разгрёб эти медные джунгли, уменьшив массу используемого материала раз в пятьдесят. И, наверное, кульминацией моей конструкторской деятельности было коренное изменение технологию разработки гидросистем, причём большинство этапов разработки стали настолько формализованными, что они легко были запрограммированы и уже в 1985 году выполнялись на ЭВМ. Да, именно на СМ ЭВМ – до появления, как тогда говорили, IBM-совместимых компьютеров, оставалось ещё несколько лет.

Похоже, я забыл сказать ещё од одном критерии профессионализма, и забыл как раз вследствие его очевидности: всё это должно работать, а не существовать в виде благих пожеланий и призывов.

Если вернуться к ответу на вопрос «С какого момента про человека можно говорить, что он профессионал?», то ответом будет, что самого этого момента не существует, но биография профессионала отличается от биографии типа «секретарь ВЛКСМ, начальник отдела райкома КПСС, инструктор обкома КПСС… депутат от партии «Единая Россия» и в финале руководитель предприятия или концерна». Это что касается моего поколения или около моего. Сейчас это выглядит несколько иначе, но есть общая черта, которую, пожалуй, лучше всех сформулировал Эльдар Рязанов:

Мы не пашем, не сеем, не строим,
Мы гордимся общественным строем.

Причём, как это выяснилось после падения коммунизма, совершенно не важно какой это общественный строй, их методы не меняются.