Самарский портал "Технологии, компьютеры"

Никогда не думал, что примерю на себя роль кинокритика (тем более, фильма, связанного с культурой и классической музыкой), но уж очень захотелось написать о том, что увидел в фильме, чего и близко не увидел ни в одной рецензии.

Начинается фильм действительно с исполнения 5-й симфонии Бетховена, оркестром дирижирует великий Вильгельм Фуртвенглер (1886 - 1954). Но главное в этой сцене не музыка (сейчас её можно скачать в десятках исполнений), а обстановка, в которой эта музыка исполняется. Прекрасный старинный костёл. Камера от фигуры дирижёра переходит на кафедру, с которой священники пробуждают в народе добрые чувства, на трубы органа, на статуи, росписи, витражи, скамьи, люстры, распятия… Подобное великолепие мне доводилось видеть во Львове, но здесь поражает ещё и масштаб, размеры помещения, создаваемое этими размерами дополнительное величие. Наконец, публика, которая, будто задержав дыхание на всё время концерта (разумеется, в реальности это невозможно, но режиссёр показал именно так), впитывает каждый звук божественной музыки. Такие благородные и одухотворённые лица, что даже не сразу замечаешь на военных знаки различия Третьего Рейха.

По залу начинают скользить лучи прожекторов и это вызывает раздражение: кто посмел помешать всем этим людям и нам вместе с ними возноситься своими мыслями к Всевышнему через эту божественную музыку? За лучами прожекторов следует звук сирены, гаснет свет, зрители и музыканты эвакуируются.

Следующая сцена: американский генерал оккупационной армии объясняет подчинённому майору, что всех немцев, к сожалению, наказать не получится, поэтому начальство произвольно выбрало некоторое количество знаковых фигур, которых требуется смешать с дерьмом. Майору, естественно, достаётся Фуртвенглер. Причём о майоре нам известно, что он работал страховым агентом, этакий прожжённый деляга. К тому же совершенно неотёсанный: в первом же разговоре с дочкой немецкого героя Иоахима Штраубе, участвовавшего в покушении на Гитлера, он срезается на том, что не знает, сколько симфоний написал Бетховен.

Здесь уже пора сказать о том, что майору командование дало в помощь двух человек: вот эту дочку героя и молодого еврея, бежавшего из нацистской Германии в США и имеющего звание лейтенанта. Похоже, что эти персонажи вымышлены, возможно, как и все остальные, кроме самого Вильгельма Фуртвенглера. По крайней мере я не нашёл нигде упоминание о Иоахиме Штраубе, скорее всего, это некая отсылка к Клаусу фон Штауффенбергу. Но фильм не претендует на доскональную историчность, а говорит о фундаментальных вещах.

Так вот, и дочка героя, и еврей лейтенант – люди немецкой культуры, они преклоняются перед гением Фуртвенглера, боготворят его. Более того, они чувствуют себя не сотрудниками оккупационной администрации, участвующими в определении вины гражданина Третьего Рейха, а счастливыми почитателями маэстро, которым несказанно повезло так близко с ним общаться.

Предельно контрастно показано, как проводят свой досуг оккупированные немцы и оккупанты американцы.

Немцы в костёле (уже другом) слушают концерт классической музыки, и Фуртвенглер, которому как обвиняемому запрещена любая общественная деятельность, здесь уже в роли зрителя. Как и на концерте в начале фильма, опять им мешают, только на этот раз не американские бомбы, а дождь: американскими бомбами разрушена крыша и через пробоины льёт прямо на них. Но дождь всё же не бомбёжка, зрители достают зонты и продолжают наслаждаться высоким искусством. Этакое проявление стойкости немецкого духа и немецкой культуры, даже сопротивление оккупантам: вы можете бомбить наши храмы, но вам не удастся превратить нас в быдло.

В общем, всё как писал Юрий Нестеренко:

Не деляги и прохиндеи
Попадали у нас в кумиры…
Ибо в людях жила — идея!
Жажда быть в авангарде мира!

…

В том, что пошлости на потребу
Не топили в грязи́ искусство?
Что мальчишек манило небо?
Что у девушек были чувства?

Действительно, лейтенант и дочка героя определённо симпатизируют друг другу – а как могло быть иначе у молодых людей одного круга, волею обстоятельств попавших под руководство этого хама майора и поддерживающих против него друг друга?

Американцы же скачут под свой джаз: примитивная музыка, не менее примитивные слова, такие же танцы. Так и слышишь закадровый голос Михаила Задорнова: «ну тупые!». И пьют американцы не великолепное рейнское или мозельское (хотя, как оккупанты, вполне могли бы себе позволить, коль уж представился случай), а свои дурацкие бурбон и колу.

И откуда там культуре взяться: когда Бах писал свои фуги, государства США вообще не существовало, да и в 1945 что оно из себя представляло, как не страну жёлтого дьявола (привет Горькому), циничную и бездуховную.

Повторяю, в отличие от фильма Стэнли Крамера о суде над судьями («Нюрнбергский процесс», 1961) в этом фильме главный эффект достигается не литературными (диалоги) и не сценическими (игра актёров), а чисто кинематографическими средствами. При этом зритель смотрит на события глазами оказавшимся там немца, как сейчас принято говорить – хорошего немца.

Хотя диалоги, там, разумеется, тоже есть, и их много. Это и дискуссии майора со своими помощниками (дочка героя даже заявляет об уходе по причине невозможности работать с таким варваром), и допросы музыкантов оркестра, где как выясняется, ни один не поддерживал нацизм, и (разумеется, самые интересные) с самим Фуртвенглером. В них Фуртвенглер доказывает, что, отправляясь с оркестром играть на оккупированных территориях, он не содействовал агрессивной политике Третьего Рейха, а напротив, если ей себя и не противопоставлял, то пытался её как-то улучшить, сделать более гуманной. И что о Холокосте не имел ни малейшего понятия, напротив, всячески защищал евреев (на чём тут же был пойман майором – если защищал, то значит знал, от чего защищал). Что же касается задокументированных антисемитских высказываний, которые майор предъявлял дирижёру, то тут всё совсем просто – время было такое. Дирижировал оркестром на дне рождения Гитлера – так важно было сохранить оркестр как сокровище немецкой культуры.

В фильме есть и документальные кадры: как Фуртвенглеру после очередного музыкального триумфа пожимает руку Геббельс (по качеству эта старая плёнка не идёт ни в какое сравнение с кадрами в начале фильма, но с помощью тех кадров мы представляем себе весь блеск и лоск зала), и как американские оккупанты тракторами сгребают полуразложившиеся тела жертв нацистских концлагерей. И это вроде бы ещё раз говорит о возвышенности немцев и прагматизме американцев – только ведь фильм как раз об этом. Что уж лучше бездушный конвейер Форда и кока-кола, чем горы трупов в результате действия людей, вознамерившихся осчастливить другие страны своей высокой культурой и считающих свою музыку, свой язык и свою историю какими-то особенными, требующими преклонения всего мира. Собственно, эта исключительность с превосходством и лежит в основе нацистской идеологии.

***

Поскольку, как я уже не раз упоминал, моё мнение во многом основывается на «картинке», то я вполне допускаю, что этот фильм можно понять и иначе. Мало того, я уверен, что в 2001 году, когда был снят фильм, он не произвёл бы на меня столь сильного впечатления, как теперь, в феврале 2023 года. Одно только, наверное, можно сказать точно: все произведения о немецком нацизме являются как исследованиями, так и предостережениями. И те, кто этих предостережений не видит, могут такое повторять, пусть не «дословно», но по сути.